Рассказ " Сестра"

Автор рассказа: Василий Мокренок
     Сестра
 «На холм, увенчанный дубками
 И весь окутанный плющем, взобрался я.
 В немом восторге
 Гляжу я с жадностью кругом».
 
 Павел Гомзяков
 
Эти строки, написанные столетие назад приморским поэтом Павлом Гомзяковым, незримо витают в воздухе, когда начинаешь подниматься по скалистой тропе на одну из самых необычных вершин Сучанской долины. В разные времена ее называли по-своему - пик Клыкова, Да-Най-Шань, Сестра. И всегда она была притягательна своим величавым профилем, строгим совершенством форм, необъяснимой мощью, которую угадывает каждый, только взглянув на ее очертания.
Как и любое талантливое творение, эта вершина многолика и неожиданна. С набережной Находки она воспринимается в роли визитной карточки города, приветствую сотни судов и кораблей, входящих в залив по курсу «чистый норд» – прямо на север. Чем дальше выезжаешь из города, тем грандиознее растягивается ее классический треугольник «золотого сечения». Стоит пересечь Сучан по громыхающим пролетам моста за Екатериновкой – и оба пика сливаются в один с поразительной точностью обводов. Посмотришь со склонов горы Брат – маленький холм Племянник у подножья, похож на ее родное несмышленое дитя, так уж одинаковы их грациозные линии.
Зимой, убеленная снежной сединой; летом – вся в бархотной зелени; перед непогодой покрывает голову косыночкой облаков; весной туманы, как фата невесты, спадают по ее плечам. То озарена пурпуром заката, то холодит своим мрачным ущельем северного склона; каждый день непредсказуемая, всегда загадочная, всегда несокрушимая.
С каждым шагом подъема открываются все новые и новые живописные картины, о которых и не подозревал внизу. Горизонт удаляется, широкая морская гладь расстилается перед восхищенным взором. Появляются бухточки, скалистые утесы, мысы, причудливо врезанные в бескрайнее море. Внизу остаются маленькие домики бухты Ченьювай (Лашкевича), крохотные автомобили, еле заметные фигурки людей на берегу.
По этой торной тропе поднималась не одна тысяча человек. Были массовые восхождения семидесятых-туристических; знаменитые путешественники не обходили вниманием это чудо природы; со священным трепетом появлялись на ее склонах жрецы» Золотой Империи».
Сегодня я иду один, внутренне ожидая какого-то открытия, сегодня мне не нужен даже самый близкий друг. Хочу побыть с Творением наедине.
Всё круче тропа, все ниже склоняются приземистые дубы и липы, обдуваемые со всех сторон «розой ветров». Редкие кедры на северных непреступных склонах – и здесь же, рядом – чабрец, любитель теплых и сухих скал. Вижу стройный, вытянутый Лисий остров вдалеке; как на ладони расстилается весь город с многочисленными строениями и причалами, песчаный пляж огромным золотым серпом тянется в строну холмов. Изящный мыс Астафьева, как драгоценной брошью, украшен маяком изумрудного огня. Начинает вырисовываться бухта Врангеля, широким языком вдаваясь в берега. От названий этих мест на морских картах веет романтикой – послушайте: мыс Неприступный, холм Скольдочка, банка Крейсер. Сколько имен славныз людей осталось в памяти – моряков, государственных труженников, первооткрывателей: скала Бахирева, мысы Шефнера и Лидерса, Шведова. Останется ли после нас что-нибудь полезное в памяти потомков?
Где то в дымке только угадывается мыс Поворотный – желанный ориентир всех моряков и рыбаков. Открылся  Поворотный , значит ты уже дома, родные берега быстро излечат тоску дальних странствий. Огромная скала- Парус кажется сверху детским бумажным корабликом среди безбрежного синего моря. На рейде разбросаны десятки судов, как по команде развернутых в одну сторону. Но этот беспорядок кажущийся – здесь прямые дороги – фарватеры, строгие правила плавания.
Солнце, уже высоко поднявшись на юге, отражается мириадами безжалостно-ослепительных вспышек бело-голубого света. Говорят, что на Солнце, как и на Смерть, нельзя смотреть в упор… На самом горизонте скромно выглядывает «Замок Пиратов» – а ведь это 35-ти метровый каменный палец в бухте Тазгоу (Спокойная).
Пора присесть и отдышаться. Тропа закончилась, под ногами бесформенные осколки камней с выветренными причудливыми бороздами и сквозными отверстиями. Постепенно ход мыслей замедляется, эти наши неугомонные «скакуны» переходят на ровный шаг. Среди повседневной суеты, проблем, откуда-то постоянно возникающих, среди вечного соперничества – не слышишь другие, более тонкие флюиды-излучения, не получается спокойно оценить происходящее, а порой отмахиваешься от робкого голоса совести своей. Эта она, душа наша многострадальная, тихонько тревожит нас своими вечными вопросами, не дает сытого покоя, и если отмахнешься от них, как от назойливой мухи – на время свернется, покоробится от грубости и как добрая, всё прощающая мать будет ждать от своего чада прозрения, взросления и понимания жизни. Удобно устроившись за широкой глыбой известняка, на ласковом солнопёке, перевожу дыхание, блаженно подставляю лицо лучам теплого еще осеннего солнца. Покой и приятная тяжесть разливается по всему телу, просто физически чувствуешь, как живительная энергия Светила проникает во все поры и наполняет тебя той Благодатью Божией, о которой так много знали прежде и все реже вспоминают нынче. Изливается она на всех на нас без исключения (это сейчас и ученые мужи признают) мощным и проникновенным потоком из глубин и высот Космоса. Одни называют ее по-восточному – Ци, другие более рационально – Космическая энергия. Религия видит в ней Любовь Творца ко всему живому. Не буду спорить. Главное для меня – то, что я ее ощущаю всем сердцем, впитываю этот поток добра и блага, вспоминаю такое редкое в наше время чувство- умиротворение.Присматриваюсь к рисункам трещин на морщинистой глыбе. С одной стороны она подёрнута пятнами ржавых лишайников-печёночников, а с другой, южной, вижу, как нагретый воздух дрожит, стекая вверх по кромке камня. Вот эта выбоина, несомненно, похожа на отпечаток раковины, – неужели дно океана когда - то было здесь, на высоте более трехсот метров, Удивительно…Как приятны для глаза эти неброские, спокойные тона – чистый светло-серый; буро-коричневый, подчёркнутый кокетливой бахромой лепестков лишайника; всё настойчивее пробиваются все оттенки жёлтого – впереди глубокая осень.
Вершина уже рядом. Два степенных красавца – орлан-белохвост и его подруга медленно кружат на уровне недосягаемости, за весь полет едва взмахнув крылом. Появился третий. Спутница продолжает невозмутимо парить в вышине, а у соперников происходит «мужской разговор». После нескольких виражей и агрессивных маневров пришелец удаляется прочь.Отдохнув, продолжаю подъем. Последние метры почти бегу и вот оно – исполнение мечты! Стою на небольшой площадке, покрытой нежно розовыми осенними цветами. Это очиток с кожистыми сочными листьями. Старая высокая тренога, собранная на болтах – топографический знак – от самой Балтики тянули – мерили уровень над морем трудяги-геодизисты. Неказистая конструкция увешана выгоревшими на свету лоскутьями ткани «на счастье». Меня всегда удивляет и удручает такая «массовость» в нашем сознании. Мы искренне верим, что некие высшие силы выполнят нашу прихоть, стоит только привязать какую попало тряпицу или хуже того – несвежий носовой платок. На всех перевалах  встречаются теперь такие свидетельства нашей неразборчивости. Поистине – добьемся обратного. Ведь когда-то путник заранее готовил красивую шёлковую ленточку с написанным заветным желанием. Поднимаясь на приметные вершины, с благоговением отдавал дань уважения своему покровителю, укрепляя подарок на красивом сухом дереве. Мы же не брезгуем пыльными придорожными кустами полыни.
С вершины открывается настолько вдохновенная картина, что охватывает тот самый «немой восторг» поэта. Вспомните, в далёком детстве мы переживали это возвышенное состояние, эту внутреннюю светлую дрожь, поднявшись на колесе обозрения в парке. Здесь был и страх высоты, и любопытство, и неизведанные доселе чувства, и открытие нового…Поверьте, раскинувшаяся перед взором панорама стоит таких восторженных слов.
Здесь, вдалеке от «социума», на высоте полёта птиц, наши земные проблемы  предстают такими мелкими, а сомнения и тревоги теряют свою важность и остроту. Уходит, растворяется в чистой голубизне неба печаль; уныние. Этот смертный грех и наш бия слабеет и исчезает, начинаешь верить в торжество жизни и радости. Хорошо думается - спокойно и глубоко.
«Есть только два истинных  наслаждения у человека – возможность мыслить и – экстаз красоты»-так сказал мудрец. Экстаз красоты - такое мощное сочетание слышишь не часто, но именно так, и только так можно выразить словами своё впечатление от увиденного вдали. Даль, дол, долина… Слова разные – образ один. Широта, свобода, полёт. Долину Сучана не зря называют жемчужиной Приморья. Замечали это еще Пржевальский и Арсеньев и точно знали древние обитатели здешних мест, недаром легенды и реальные находки так многочисленны, хотя до конца не изучены и не понятны. Оставаясь один на один с беспощадной и прекрасной природой, древний человек проникался красотой естества; его поэтическому восприятию мира мы, нынешние, можем только поучится. Чего стоят одни названия, до сих пор не стертые безжалостным Временем. Да-Най-Шань (наша Сестра) в переводе означает «Большая гора, похожая на женскую грудь». Шайга (рекаИкрянка у села Ястребовки) – «Плачущая девушка с распущенными волосами». Обмелевший в наши дни Сучан – «Полная чаша» (есть и другие, не менее интересные версии). Где на современных картах вы найдете подобную музыку слова? Все больше – «грязные, скотские» (да-да, есть и такая речка в Приморье) речки-поперечки, их с большой буквы и написать стыдно. Эти отталкивающие названия вносят свой вклад в разрушение нашего национального самосознания. Почему же нашим прадедам-переселенцам хватало ума называть свой новый дом ласково – Многоудобное, Отрадное, Благодатное, Раздольное. Заветное.
Смотрю на седой Сучан – теперь с самой вершины, его долина видна вширь на несколько верст. Река причудливо петляет среди бескрайних полей, покосов с нежно-зеленой отавой. Хорошо видны древние русла-протоки; местами лишь угадываются старицы, затянутые осокой и камышом. Гулял по всей долине полноводный некогда поток, тысячелетиями пытаясь подмыть мощный пик – гору Брат.Сёла удачно вписываются в распадки и урочища хребта Тачин-Гуан Партизанский хребет). «К подножбю каменной громады уютно лепится село…»- так тепло вспоминал Гомзяков о своей случайной поездке в Екатериновку. Вот уж действительно, что ни горный кряж, что ни вершина – то чудо природы. Екатериновский массив – так теперь называют эти каменные скульптуры. Гора Верблюд, Золотая сопка, скала Прежавальского, Голова Льва, множество пещер – каждый из этих интересных объектов ждет своего рассказчика, хотя и написано о них немало. Каменная чаша массива чем –то похожа на разрушенный кратер, представляется кипящая лава, черный дым извержения, летящие каменные бомбы…Геологи могут усмехнутся, послушав эти фантазии, скажут – это известняк, карстовые породы. И вернут мечтателя на землю. А ведь Приморье – край потухших вулканов.Даль начинает растворяться в розово-фиолетовом мареве недосягаемых гор, слабо видны дымы Сучанского рудника, пирамидальные свечи-тополя Николаевки, еще недавно богатые сады Новицкого. Там, в глубине Истории средневековые городища и храмы, плоский силуэт горы Макарихи и сопки, сопки, сопки…Над всей долиной царит непостижимый Чандалаз – Чертов утес, внушая трепет своим величием и тайной веков. О нем надо говорить отдельно, в другой раз. И совсем за горизонтом далекий, мистический Пидан (гора Ливадийская), первый из всех вершин одевающий снеговую шапку по осени.
Строки известного поэта Мацуо Басе наиболее точно отвечают моим мыслям:
Молитвословие провозглашаю я
Под сводом лазуритовым небес
Нет храма для меня иного.
Спускаюсь молча, сосредоточенно глядя под ноги. Надо суметь сохранить и понять все то, что было со мной в этом благословенном месте. Впереди – «суета городов и потоки машин» как пел Высоцкий, повседневность.
Словом - жизнь…